Кругом поля, утыканные телеграфными столбами, асфальт весь в трещинах, белая разделительная полоса еле заметна, полузасыпанная песком. Ветер треплет на мне футболку Черного, щекочет живот ледяными пальцами. Лорд поднимает ворот куртки, который тотчас отрывается, оставшись у него в руках. Он брезгливо его отбрасывает.
— Ну что, идем? — Черный целеустремленно бросается вперед, выкрикнув на прощанье:
— Динамик! Остался посреди коридора. Пойду, заберу, пока не сперли.
Я оглядываюсь на дверь, но она, конечно, исчезла. Лорд ковыляет впереди, проваливаясь костылями в трещины асфальта и с ругательствами выуживая их оттуда. Сквозь прорехи его штанов просвечивает что-то зеленое и топорщатся листочки.
Тучи зловеще нависают. Скоро пойдет дождь. Черный уже совсем далеко. Для него эта бесконечная дорога — всего лишь несколько метров паркета. Поэтому он движется с потрясающей скоростью, время от времени удивленно оглядываясь на нас с Лордом.
— Куда мы идем? — спрашиваю я Лорда.
— Откуда я знаю? — безразлично отвечает он. — Ты сюда прыгнул, ты и должен знать.
Лорд замечает что-то в траве на обочине, останавливается и сует туда костыль. Выуживает обратно с прилипшим к наконечнику окурком, снимает его и бережно прячет в карман.
— Хорошо, — говорит он. — Я рюкзак забыл. Еще парочка таких, и можно будет покурить. Ты тоже гляди, а то я могу и не заметить.
Всматриваюсь в жухлую траву.
— А ты хорошо приспосабливаешься, Лорд, — говорю я. — Как будто для тебя это обычное дело.
Лорд смеется, демонстрируя острые зубы:
— Не совсем обычное. Не повседневное. Но и не в новинку. Это ведь ты мне объяснил, что ничего такого в этом нет.
— Объяснил, — соглашаюсь я. — Но плохо. Если ты продолжаешь шастать взад-вперед. Надо было напугать тебя как следует.
— А ты напугал, — говорит Лорд. — Не переживай. Мы ведь на границе, а не в глубине. В любой момент можем вернуться.
— Граница тоже опасна, — не соглашаюсь я.
Он смотрит удивленно.
— Чем? Здесь же все свои, разве нет?
Я предпочитаю не спорить.
Небо над нами разрезает розовой молнией.
— Промокнем, — Лорд смотрит вверх, ежась под своими лохмотьями. — А Черный, небось, уже отыскал динамик. У непроваливающихся свои преимущества.
— Извини, — говорю я.
— Это не упрек. Я сам за тобой полез.
Через пять или шесть обломков верстовых столбиков у нас появляется ориентир. Далекий белый кубик придорожной закусочной. Дождя, как ни странно, все еще нет. Зато почему-то очень быстро темнеет.
Закусочная по мере приближения к ней выглядит все симпатичнее. Белый домик с остроконечной крышей и полосатыми козырьками над окнами. В подъездную дорожку уткнулась куча машин, одна древнее другой. Сплошь модели начала века. Картинки с такими я когда-то собирал. Здесь они выглядят развалинами. В самом дряхлом драндулете с откидным верхом сидят две полуголые девицы, которые при виде нас дружно взвизгивают и машут руками.
— Прокатимся, мужики? С ветром в ушах! Грохнемся под откос, за кайф!
У ближайшей к нам девушки розовое личико Мерилин Монро, а груди, обтянутые выцветшим купальником, похожи на два футбольных мяча. Она открывает ротик и плотоядно облизывается:
— Ну че? Прокатимся?
Мы огибаем машину и входим в закусочную, ныряя в шум, гвалт и сладкие мясные запахи. В небольшой квадратной комнате каким-то чудом умещается уйма народу. Сидят за деревянными столами, сидят на них и под ними.
Столы не отполированы, из них торчат занозы, на некоторых даже сохранилась кора. Лица вокруг незнакомые, хотя на самом деле я знаю их всех. На стенах горят разноцветные надписи. Стоит посмотреть пристально и выделить одну — она начинает пухнуть, увеличиваясь в размерах и заслоняя соседние.
Мы с Лордом занимаем чудом оказавшийся свободным столик под неменяющейся гравюрой с морским пейзажем. Пробегающая мимо фигура в поварском колпаке и позолоченной маске с птичьим клювом сбрасывает перед нами с подноса миски с едой.
Я приглядываюсь. Мелко нарезанное мясо на чем-то желтом, похожем на давленую кукурузу. Лорд расстегивает рваную куртку и принимается за еду. На груди у него огромный прозрачный кулон в форме сердца, в котором светится огненный локон устрашающего размера. Я жую. Так же быстро и жадно, как все вокруг. На стене под гравюрой — табло, на экранчике которого мигают две зеленые двойки. Дважды два. Это номер нашего стола.
Миска быстро пустеет. Стол перед нами занимает лихая компания старикашек в черной коже и с запущенными бородами. Их гогот и хрюканье заглушают все вокруг. Но, несмотря на поднятый ими шум, можно расслышать, что в одно из окон кто-то гневно стучит.
Стук наконец привлекает чье-то внимание, окно открывают, и в комнату влетает ушастое животное, похожее на недоразвитую гиену с прозрачными крылышками из цветочных лепестков. Неловко пометавшись под потолком, оно падает на наш стол, перевернув миску Лорда и рассыпав вокруг тучку пыльцы, от которой у меня начинает щекотать в носу.
— Ну вы даете! — возмущается гиена. — Я вас обыскался! Куда вы пропали, сволочи?
— Никуда, — говорю я. — Обедаем, как видишь.
— Ах, обедаете? — зловеще произносит летун и внезапно заходится в кашле. Из приоткрытой пасти капает слюна, застывая в воздухе и осыпаясь на стол с хрустальным звоном.
— Где моя жратва? — хрипит крылатая гиена. — Вот поем и разберусь с вами не по-хорошему.
Лорд барабанит пальцами по столу.
— Нам не пора отсюда убираться, Сфинкс? Пока не появились остальные?
Гиена превращается в хрупкого, задумчивого индуса средних лет. Никаких крыльев. Черный костюм, белоснежная чалма. Он повязывает себе салфетку и берет с подноса миску с едой.
— Простите мне мою навязчивость, — вежливо говорит он. — Но я бы на вашем месте не делал сейчас резких движений.
— Мы не будем, — говорю я. — Я жду кое-кого. Если этот кто-то не появится в ближайшие полчаса, попробуем вылезти отсюда. Мне нужно время.
Лорд со вздохом достает из кармана припрятанный окурок. Кулон на его шее пульсирует в такт дыханию. Индус, тихо напевая под нос, извлекает из воздуха позолоченный кальян.
Мои плечи обнимают руки Слепого, ощутимо ударив током. Я вздрагиваю.
— Как ты? — спрашивает он сочувственно.
— Хреново.
Слепец садится напротив. Такой же, как всегда, никаких изменений, не считая еле заметной прозрачности.
— Плохо, — говорит он. — Лучше соберись. У тебя много других забот.
— Будь добр, придержи свои вожацкие лекции для другого раза, — огрызаюсь я. — Мне не до того сейчас.
Слепой на удивление миролюбиво соглашается:
— Как скажешь. Но другого раза может не быть.
Свет мигает. Дважды. Бородачи в углу возмущенно свистят.
— Ох, — испуганно говорит Лорд. — Ничего себе…
Я оборачиваюсь. По проходу между столами к нам движется странное существо. Голое, тощее как скелет, с обломками крыльев за плечами, с ног до головы покрытое рубцами и язвочками. На шее у него ржавый ошейник, с которого свисает, волочась по полу, не менее ржавая цепь.
— Что это за ужас? — шепчет Лорд. — Что за ходячий труп?
— Зачем же труп? — укоризненно спрашивает индус, оторвавшись от кальяна. — Это наш дорогой Македонский.
Изувеченный ангел тем временем останавливается перед нами, придерживая свои цепи, и ждет. Белые перья, заменяющие ему волосы, свисают на лицо, из остатков крыльев торчат обнаженные кости. К нему лучше не приглядываться. В каждой ранке какое-то копошение, которое лучше не рассматривать, на лице выражение, которое лучше не запоминать. Лорд отворачивается и шарит вокруг в поисках костылей, выдыхая воздух со свистом.
— Македонский, — говорю я. — Кончай сходить с ума.
Он поднимает глаза. Темно-красные на белом лице. И я вижу, что это Седой. Или он просто похож на Седого.
— Прекрати это, — прошу его я. — Я тебя простил. Ты не виноват ни в чем.
— Правда? — спрашивает он надтреснутым голосом. — Ты не врешь мне из жалости?
— Я никогда не лгу из жалости, — говорю я.
Свет гаснет, в зале вопят.
Я прикрываю глаза, а открыв, обнаруживаю себя в столовой. Под Крысиным столом надрывается магнитофон, продолжив и разнообразив вопли, которыми оборвалось мое пребывание не здесь. Лэри дергает в такт музыке головой, подчищая хлебом тарелку. Толстый рядом с ним дремлет, уткнувшись в заляпанный нагрудник. Македонский ест свой суп, низко склонившись над тарелкой, чтобы не было видно, что он плачет.
Табаки негодующе смотрит на меня.
— Что происходит, Сфинкс? Что происходит, я спрашиваю?
— Ничего, — говорю я. — Что здесь могло произойти?
— Ты обидел Македонского? — подозрительно уточняет Шакал. — Я сейчас дух из тебя вышибу, если ты его обидел!
